Больше недели сосны и ели стоят в зимних нарядах. Им тяжело и они ждут спасительный ветер, который весело скинет одежды и превратит их в снежную пыль.
Пол года назад была проходка, которую мы назвали 17 КИЛОМЕТРОВ СЧАСТЬЯ. Сегодня такой же маршрут. До Сырокоренья, потом по болотистой низине до дремучей деревушки Осиновки и дальше. И проблема тут только одна - будет ли дорога. Ведь места там глухие. Но была не была, рискнём! Авось волки да кабаны ещё избегают близко подходить к деревушкам.
Спросил у рыбака, мёрзнет ли он. Ему было тепло.
Морозное кипение воды.
Дорога на Кукуевку.
Что-то едоков пернатых на калину в этом году не нашлось до сих пор.
Чьи следы?
Сырокоренье замерло, мерзляво притаившись.
В этом доме никто не живёт. Старенький.
В волнении ждал продолжения тропы в Осиновку. И она есть! Хоть и не утоптанная, но люди тут несколько раз прошли, а значит до следующей деревушки дорогу найду.
Вон и мост через Присмару в сторону замёрзшего болота.
А вот и Осиновка. Главная проблема проходов через такие деревушки - собаки. Они тебе в такие моменты совсем не друзья. Поэтому в руке у меня перцовый баллончик и смелость, которую собаки чувствуют своим шестым чувством. Хотя иногда из забора высовывается такая головища гавкающая, что сердце ёкает.
Светит не только Солнце.
Проталина лесного ручья.
В какой-то момент тропа исчезает. И только следы неведомой живности. Идёшь по ним и думаешь о хорошем.
Фонариком подсветил снег на ветке.
Сказочная заводь. Ну не хочет в наших краях вода замерзать!
Русский снег в Париже (Иван Петрович Мятлев)
Здорово, русский снег, здорово!
Спасибо, что ты здесь напал,
Как будто бы родное слово
Ты сердцу русскому сказал.
И ретиво́е запылало
Любовью к родине святой,
В груди отрадно заиграло
Очаровательной мечтой.
В родных степях я очутился,
Зимой отечества дохнул,
И от души перекрестился,
Домой я точно заглянул.
Но ты растаешь, и с зарёю
Тебе не устоять никак.
Нет, не житьё нам здесь с тобою:
Житьё на родине, земляк!
1839
